Записки гайдзина - Страница 57

– Мой друг очень сожалеет о случившемся, – перевел я. – Он приносит вам свои извинения. Он надеется, что страховые служащие все сделают наилучшим образом.

– Ничего, ничего, – ответил Маэда. – Это вы меня извините, что я вас столько времени здесь продержал. Завтра я сделаю калькуляцию ремонта и свяжусь со своим страховым агентом. А ваш друг пусть свяжется со своим. Потом созвонимся. Телефоны знаем. Договорились?

– Договорились. Всего доброго.

– Подождите! – Маэда-сан кинулся к своей Тойоте, открыл багажник и вернулся с круглой коробочкой. – К сожалению, с собой у меня только одна. Это фирменный товар нашего магазина. Кушайте на здоровье.

Он прижал руки к бокам, согнулся перед нами в поклоне, сделал два шажочка назад – потом распрямился, прыгнул в автомобиль, газанул, выбросил из-под колес снежные фонтанчики и исчез за ледяной горой.

Федька открыл коробочку и смотрел на аккуратные кубики рисовой тянучки.

– Мда... – сказал он наконец. – Я не устаю им поражаться. Ему бы нас сразу мечом на куски порубать – а он нас конфетами кормит. Что все это значит? Где логика? Куда они катятся?

– Восток! – сказал я. – Очень тонкое дело.

– Нет, я понимаю, – продолжал Федька. – Это реклама, это пиар, сейчас весь университет кинется скупать у него тянучку, и он разбогатеет... Но ведь еще шестьдесят лет назад вся нация кричала «банзай» и записывалась в камикадзе! Куда все это ушло? Почему так быстро? Мой сын учится у них в школе. Чему он там научится? Бить поклоны? Продавать рисовую тянучку?

– А лучше бы он стал камикадзе?

– Я хочу, чтобы он стал мужиком! Чтобы мог постоять за себя.

– Но ты же отдал его в каратэ?

– Отдал. Он занимается. Но сама атмосфера, вот я о чем...

– Тогда возвращайся.

Федька весь ссутулился. Помолчал.

– Поехали, – сказал он. – Пельмени ждут.

Я подошел к своей Хонде. Открыл дверь. Оттуда раздалось:

– Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы-Ы !!!

– Что это?! – дернулся Федька.

– Князя Хованского зарезали.

* * *

На плите булькала кастрюля с пельменями. Татьяна смешивала йогурт со сливками – получаемый эрзац служил у нас сметаной. Федька достал из холодильника бутылку «Столичной» и наполнил рюмки.

– К зубам прилипает, – сказала Татьяна, проглотив рисовую тянучку. – А так ничего, съедобно.

– Только мы его ничем не отдарили, – сказал я. – Это неправильно.

– А чем я его отдарю? – возразил Федька. – Виртуальной плазмой? Ему-то хорошо – он что продает, то всем и дарит.

– Он пирожки хотел попробовать. Напекли бы ему пирожков – глядишь, смягчил бы позицию.

– Так у него позиция и без пирожков мягкая, куда еще смягчать. Я ведь не зря говорю: они народ очень безобидный, и когда-нибудь их это погубит. Но нашему брату оно только на пользу. Выпьем же за японскую безобидность!

– Ваня, иди ужинать! – позвала Татьяна и принялась вылавливать пельмени шумовкой. Когда Ваня вышел к столу, я закусывал огурцом.

– Привет, каратист!

– Здрасте.

– Как в школе дела?

– Ой, Вадичек, пока не забыла! – Татьяна поставила передо мной тарелку пельменей, достала со шкафа какой-то бумажный лист и положила рядом. – Вот, принес и не может объяснить. А нам интересно, что это такое красивое дали.

– Грамотей! – сказал я. – Читать до сих пор не научился?

– Да я могу... – засмущался Ваня. – Тут просто эти сложные, как их...

– Они не сложные, они просто очень рукописные. Я тоже неважно такие разбираю. Хотя основное уже ясно – это почетная грамота.

– Я так сразу и подумал! – обрадовался Федька и сунул мне в руку вторую рюмку. – За наши победы!

Закусив пельменем, я потащил мизинец вниз по прихотливым закорючкам, каллиграфически выведенным черной тушью.

– Ну вот: «Иван Репейников». Фамилию-то разобрал?

– Разобрал. А дальше не могу.

– «...награждается за второе место на турнире...»

– Это каратэ! – сообразил Федька. – Тогда еще лучше. Сейчас отдельно выпьем за боевые победы.

– «...посвященном славной годовщине...»

– Подставляй рюмку.

– «...взятия Порт-Артура.»

Бутылочное горлышко подпрыгнуло, стукнуло по рюмке и опрокинуло всю водку мне в пельмени. Следом из стеклянного сосуда вылетело еще полста нечаянных грамм, распределясь по всему столу и частично по документу.

– ГДЕ?!?! – Федька вскочил, схватил грамоту, стряхнул с нее алкоголь. – Где это написано?

– Да вот. «Рёдзюн». По-китайски «Люйшунь». По-русски «Порт-Артур»...

Федька обвел нас непонимающим взглядом.

– Это они что, серьезно?

– Ну, а чего такого? Годовщина славная, разве нет?

Он перевел взгляд на сына.

– И ты там занял второе место?

– Да... – пролепетал Ваня. Он весь съёжился и, казалось, готов был сейчас же бежать исправлять роковую оплошность – только еще не понял, какое место от него требовалось взамен: первое или последнее.

– Федя, ешь пельмешки! – напомнила Татьяна. – Вадичек, давай я тебе других положу.

– Да ладно, – сказал я. – Всё в один живот. Какая разница, по очереди или сразу? Тем более, что и тост уже произнесен.

Облизав ложку из-под сметаны, я зачерпнул ей водки пополам с пельменной жижей.

– За боевые победы, Федор!

Федька поморщился. Сел. Налил. Выпил. Опять поморщился. И сказал:

– Ну, в общем, да... Чего, собственно... Дело давнее... Только все равно, пусть не думают... А то мы силенок поднакопим, да и заберем у них обратно.

– У них уже не заберем. Он давно уже не у них.

– Ну, заберем чего-нибудь другое... Мало ли... С работы чего-нибудь утащим...