Записки гайдзина - Страница 55

Федька растерянно посмотрел куда-то вбок и вдруг выпалил, схватив меня за локоть:

– Гляди!!!

Наш светофор горел зеленым.

– Грин! – закричал Федька, обращаясь к пострадавшему и тыча пальцем в светофор. – Лук! Итыс грин!

Пострадавший в недоумении перевел взгляд с иностранных людей на зеленый кружок. Потом обратно на иностранных людей. Потом до него дошло.

– Ноу, – твердо сказал он и помахал перед носом ладонью влево-вправо. – Ноу! Ай гоу грин! Ю гоу рэддо!

– Лук! Лук! – твердил Федька и пронзал пальцем летящие снежинки.

– Ноу! Ноу! – повторял незнакомец и разгонял снежинки ладонью.

Упершиеся в нас машины встречного потока возмущенно сигналили, требуя дорогу.

– Давайте отъедем вон туда, – предложил я, кивнув на продуктовый магазин с широкой площадкой, который был у нас слева по курсу.

– Вы можете по-японски?! – обрадовано воскликнул пострадавший, мигом запрыгнул в свою Тойоту и стал крутить руль влево. Миновав высокие ворота, прокопанные в снежной горе, мы въехали друг за другом на площадку. Она была пуста – лишь одинокий торговый работник колупался на ней с портативной снегоуборочной техникой.

– Маэда! – представился нам водитель Тойоты и выдал обоим по визитной карточке.

– Репейников! – ответно представился Федька. – Профессор.

– Пожалуйте сюда, – сказал господин Маэда и подвел нас к правому боку своей машины. – Это след от столкновения. Ремонт будет стоить очень дорого.

– Правильно, – сказал Федька, когда я перевел. – А столкновение оттого, что вы ехали на красный.

– Давайте вызовем полицию.

– Вызывайте.

Скрипя снегом, наш новый знакомый направился к телефону-автомату.

– Слушай, Федор, – сказал я. – А оно тебе вообще надо? Сейчас приедут, будут тебя час мурыжить, потом штраф выпишут...

– За что штраф?

– За нарушение правил.

– Я не нарушал!.. Ты сам видел – нам зеленый горел.

– Не видел я никакого зеленого.

– А я видел! Он все равно не докажет, у него свидетелей нет. А у меня есть.

– Кто у тебя есть?

– Ты, кто еще...

Маэда что-то говорил в телефон. Федька нагнулся и пощупал бампер своего драндулета.

– Гляди, ту всю сплющило, а моей хоть бы что. Зверь машина! Никто не верит, что я ее за сорок тыщ взял.

– Почему никто? Я верю...

– А вот Абрамыч не верит. Завидует, наверно.

Маэда повесил трубку и подошел к нам.

– Полиция выезжает. Нужно подождать.

Он обозначил легкий поклон и скрылся в своей мятой Тойоте.

– Ну, подождем, – сказал Федька. – Подышим воздухом.

Я побродил минуту по площадке, подошел к снежным воротам и стал смотреть на ползущие мимо машины. Им опять горел зеленый.

– Знать бы тогда, – раздалось у меня за плечом. – И как это, интересно, они его зажгли?

– В полиции узнали, наверное, – предположил я. – Переключили на другой режим. Такие вещи наверняка продуманы.

– Ты как Абрамыч прямо. Ах-ах, у них все продумано!..

– Может, и не все, но многое...

– Лучше б они центральное отопление продумали. И двойные рамы.

– На Хоккайдо двойные...

– У тебя обогреватель в машине хорошо греет?

– Хорошо.

– Пошли залезем, посидим...

– Залезай, сиди. Я подышу еще. В магазин зайду...

– Ну, пошли в магазин.

В магазине я добросовестно изучил весь ассортимент и купил себе тюбик зубной пасты. Федор тем временем пролистал пять или шесть толстенных журналов с полуголыми девицами снаружи и рекламой внутри. Когда мы вышли, Маэда опять сидел на корточках перед своей Тойотой и водил носом по вмятине. Увидев нас, он встал, неловко потоптался и сказал:

– Никак полиция не едет. Пойду еще раз позвоню.

И опять заскрипел снегом, спеша к телефону.

– Мда, – сказал Федька. – Что-то непохож он на самурая...

Я достал из кармана визитную карточку.

– «Маэда Кохэй. Амэ-но пурадза. Тэнтё. Накабяку дори». Ну конечно, какой он самурай...

– А по-русски?

– «Кохэй Маэда. Дворец Рисовой Тянучки. Начальник. Улица Накабяку».

– На начальника, я бы сказал, тоже непохож.

– «Амэ-но пурадза», – повторил я. – Да, помню. Мы там с Шишкиной торт заказывали. Приятный такой магазинчик.

Маэда опять повесил трубку. Подошел.

– Говорят, уже выехали, но из-за погодных условий могут задержаться. Придется еще подождать.

– Ну что ж, – сказал я. – Мы же сами видим, какое движение.

– Да-да, – закивал Маэда. – Сплошной затор. Очень жаль...

Он глубоко вздохнул, опустился на корточки и снова уперся носом в помятый автомобильный бок.

Я присел рядом.

– Обе двери придется менять, да?

– Совершенно верно, обе. А может быть, еще и крыло.

– Тысяч двести, не меньше.

– Думаю, больше...

– Хорошо, что страховка есть.

– Конечно...

– Мой друг тоже застрахован. Думаю, все уладится.

– Будем надеяться...

– Можно было бы и без полиции, но раз уж у вас разногласия...

– Да, к сожалению...

– Эй, мужик, – послышалось сзади. – Пошли греться!

В машине было тепло. Кассета с «Хованщиной» только что докрутилась до конца и перевернулась обратно на третье действие.

– Пререкохом никоньянцев и препрехом! – пел хор чернорясцев. – Победихом, посрамихом ересь!

– Что за хренотень играет? – спросил Федька. – Поставил бы что-нибудь человеческое.

– Это Мусоргский, – сказал я. – Это поют раскольники. Старообрядцы.

– А-а-а, – протянул Федька. – Тогда ладно. Пусть поют. Уважаю.

Немного помолчав, он добавил:

– Это правильное искусство. Полезное!

У моего уха раздался стук по стеклу. Маэда-сан наклонился к окну и делал какие-то знаки. Я открыл дверь.