– Какой костёл? Откуда тут костёл?
– Ну, «кастл» – знаешь?
– Замок, что ли?
– Может, и замок... Ну, ты понял, где это?..
Призамковый ров зеленел ряской. На стоянке спортклуба места не нашлось, и я припарковался на краю рва. Запер машину, пересек проезжую часть, подошел к зданию бассейна. Люся с распущенными влажными волосами сидела на скамейке.
– Как поплавалось?
– Замечательно. Ты ж понимаешь, нам все равно пить приходится ежедневно, как ни хитри. Поплаваешь – хоть немножко здоровья вернешь. А тут и сауна есть, вообще хорошо.
– Проголодалась?
– Не очень. Здесь кофейня рядом...
Со второго этажа кофейни открывался дивный вид на многоярусную замковую башню с загнутыми черепичными скатами. Мы сели у окна, заказали по чашке капучино.
– А я думала, это костёл, – задумчиво сказала Люся, глядя сквозь стекло.
– У тебя неправильные кексы. Совсем не показывают тебе Японию.
– Нет, водили как-то... Только я не врубилась, что это замок. А так конечно... Рестораны, магазины... Ну так мы ведь и не туристы, мы работать приехали.
Принесли кофе. Люся вынула из чашки палочку корицы, сняла с нее языком пузырчатую пенку.
– А знаешь, у нас в «Винусе» скоро шест поставят!
– Шест?
– Не видел, как у шеста танцуют?
– В кино видел.
– Теперь в натуре увидишь! Я пока из принципа не танцую, а как шест поставят, сразу начну. Я в Киеве только на шесте работала. Знаешь, какой кайф!
– А в чем кайф?
– О-о-о-о-о! Ты не понимаешь! Там столько трюков! Это такая акробатика! Если еще музыку грамотно подобрать, то вообще! Представь: сначала всё так медленно, спокойно, никто ничего не ждет... А потом гитара как взвоет! А ты как закрутишься! Просто конец света. Тэнчик обещает в июне сделать.
– Кто обещает?
– Тэнчик. Ну, директор. По-японски «тэнчо», так мы его тэнчиком зовем. Он у нас хороший. Все понимает. Говорит: девчонки, не стройте иллюзий, вы здесь как обезьяны в зоопарке. И смотреть на вас ходят тоже обезьяны. Так свою работу и воспринимайте. Потому что всерьез ее воспринимать – это чокнешься.
– Мудрый человек.
– Ну правильно же? Крокодил Гена работал в зоопарке крокодилом, а мы работаем белыми девками. Что такого? Я раньше бухгалтером была в одной конторе – десять начальников, сто проверяющих, денег никаких... Как вспомню, так мутит. Уж лучше здесь. Сейчас доработаю свои полгода, дома немного отдохну – и опять в Японию. Заказов много набираю, должны точно взять.
– Это от заказов зависит?
– Ну, естественно. Все записывается, все учитывается. У Синди заказов много, так ей прямо здесь контракт продлевают. И Барби тоже...
– Откуда такие имена: Синди, Барби?..
– Это не имена, это клички. Сценические псевдонимы. Чтоб японцам было легче выговаривать. И чтоб нам самим друг друга различать. А то у нас пять Светок, три Оксаны, две Наташки... Одна только я Люся.
– Игра по схеме «три-пять-два».
– Ага. И еще чтоб красивее было. «Светлана» на японское ухо – не круто. Вот «Барби» – круто. А «Оксана» по-японски, сам понимаешь, звучит как «окусан», то есть «жена», и это уже вообще никуда не годится.
– А у тебя псевдоним есть?
– Есть. Рита.
– Не понял. Была Люся, стала Рита? Шило на мыло какое-то.
– Кексы говорят: красиво звучит.
– Черт знает что. Лучше знаешь, какой псевдоним возьми?
– Какой?
– Пенелопа.
– Почему Пенелопа?
– Потому что Пенелопа, согласно Гомеру, продинамила целую кучу женихов.
– Да, я помню. А потом пришел Одиссей и всех замочил.
– И лишил Пенелопу заработка.
– Ха!.. Ну ты прикольщик!..
Запищала трубка.
– Моси-моси! – сказала Люся. – Хелоу!.. Йес... Йес... Ноу... Ин ван плэйс... Элоун... Оунли ми... Хонто... Ай сэд хонто!.. Ноу... Ноу... Ай сэд ноу!.. Хонто... Йес... Окей... Бай-бай.
Вернув трубку в сумочку, она тяжело вздохнула.
– Господи, что мне с ним делать...
– Жених? Все тот же?
Она покивала и некоторое время сидела молча, гоняя кончиком ложки кофейно-пенистые волны. Я повернул голову к окну и следил, как на черепичных башенных скатах играют солнечные блики, а на самой крыше тянут изогнутые хвосты два мифических дельфина.
– Ты знаешь, – произнесла Люся, кладя ложку на блюдце, – я последнее время замечаю за собой странную вещь.
– Какую?
– Иногда чувствую, что мне его жалко.
– Да уж... – сказал я. – Какая-то совершенно внеэкономическая категория. «Жалко»... Абсолютно непроизводственный термин. По какой статье будем проводить? Что говорит по этому поводу теория бухгалтерского учета?
– Ты понимаешь, обычный жених так долго не выдерживает. Когда видит, что ничего не светит, переключается на других девок или вообще пропадает. А этот...
– Влюбился?
– Даже не знаю... Как они, такие скебешные, могут влюбляться? Тут другое слово нужно.
– Зациклился? Заклинился? Запал? Подсел? Подвис?
– Да, вот что-то такое... Ну сам посуди: приходит чуть ли не каждый день, с девяти до трех ночи, и на все это время делает мне заказ. Считай: четыре сэнки плюс две, и все это на шесть часов – получается тридцать шесть тыщ за вечер. Умножь на тридцать дней – миллион! Откуда деньги?
– Может, он якудза?
– Кто, этот очкарик? Он инженер какой-то. Что-то там чертит, я не вникала...
– В серьезной компании могут хорошо платить.
– Да, он говорил, что сделал изобретение и его наградили. Ну и потратил бы с умом! Так нет же, будет каждый вечер на голые титьки пялиться и канючить: «Ай вонт ю!»... «Плиз би май вайф!»... Придурок...
– Значит, жалко?
– Ну да! Ты не поверишь: я его один раз даже поцеловала!