– Вадимушка! – вскричал Потапов, закинул трехрядку за спину и растопырил объятия. – Братушка!
Порыв ветра засыпал нас розовыми лепестками. Мы хлопали друг друга по спинам и головам, лепестки опадали под ударами и застревали в мехах гармошки. Платформа стонала и ходила под нами ходуном. Вволю нахлопавшись, Потапов вытряс лепестки из мехов и приобрел деловой вид.
– У нас с тобой четыре часа, – объявил он. – Программа будет такая. Сначала идем в нашу любимую баню и сидим там в пузырях. Потом берем бутылку сакэ и ищем место, где сакура еще не осыпалась. Садимся, культурно выпиваем, закусываем, исполняем песни Мокроусова. Потом сажаешь меня на последний поезд в Токио. Остался бы и на подольше – но завтра у меня доклад, а послезавтра уже в Корею.
– Экий у тебя плотный график, – сказал я. – Все расписано, как у американца.
– Я странствующий математик, – поправил меня Потапов. – Что мне еще делать, когда столько конференций? Короче, держи футляр, пошли в баню.
Баня располагалась недалеко, рядом с домом, где Потапов жил три года назад, в пору своей недолгой работы в нашем университете. Тогда мы регулярно наведывались в это славное заведение с пузырящейся ванной, приветливой хозяйкой и строгим завсегдатаем из местных работяг, следившим за тем, чтобы мы не мочили циновки в предбаннике. Нам было трудно этого не делать, мы всегда были до неприличия мокры и подолгу обсыхали на пороге мыльни. Строгий же завсегдатай глядел на нас свысока, являя собой превосходство желтой расы, представители которой способны в буквальном смысле выходить сухими из воды.
– Я, кстати, там мочалку забыл в последний раз, – вспомнил я. – Конечно, за три года могли и выкинуть. Но если вдруг не выкинули, то будет приятно.
– Никуда ее не выкинули, не сомневайся даже, – успокоил меня Потапов. – За что Японию люблю, так вот за это – о клиенте тут всегда помнят. Зайдешь, тебе сразу: «Давно не виделись» – и сервис по полной схеме. Причем неважно, сколько ты у них не появлялся – может неделю, а может десять лет. То есть, с одной стороны у них как бы прогресс, а с другой – этакая незыблемость.
– Что есть, то есть, – согласился я.
Потапов внезапно остановился.
– Так, погоди... Кажется, мимо прошли. Ну-ка назад, посмотрим. Вот дом, где я жил. Вот забор. Дальше была канава с цаплями – вот она. А сразу за канавой была баня. Выходит, вот это она и есть. Перекрасили, что ли?
Мы подняли головы и узрели красный щит с белым иероглифом «сакэ». Сквозь стеклянную дверь виднелись уставленные бутылками полки. Мы вошли внутрь, и нашему взору предстал рыжеволосый тинэйджер в замызганном фартуке и с серьгой в ухе.
– Да, была тут баня, – ответил он на наш недоуменный вопрос. – Год назад снесли, винный построили. Хозяйка в деревню уехала, дом там купила.
– Веселенькое дело, – сказал Потапов. – Стояла баня, никому не мешала...
– И мочалку мою выкинули, – добавил я.
– Да мочалка-то ладно, без пузырей останемся.
– Ничего, – сказал я. – Вон тут сколько пузырей. Мы ведь как раз собирались. Берем, или как?
– А что еще делать, берем конечно. Какого – прозрачного, мутного?
– Мутного не надо.
– Сладкого или горького?
– Что-нибудь между.
– «Нагураяма», «Ханахару», «Тэнко», «Эйсэн»...
– «Тэнко».
– Губа не дура. Семьсот двадцать?
– Семьсот двадцать.
– Или тыщу восемьсот?
– Столько мы до сакуры не донесем.
– Ладно. А может, сливовой?
– Ты бы еще сказал: может, сивухи?
– Боже упаси!
– Ну вот и хорошо. Теперь бы закуски.
– Мы извиняемся, как у вас тут насчет закуски?
Замызганный тинейджер скривился и помахал ладонью: мол, не держим.
– Что ж, – сказал Потапов. – Купим по дороге.
Мы вышли и огляделись по сторонам. Облетевшие сакуры зеленели свежими листьями.
– Плохо дело, – вздохнул Потапов. – Но ничего. Я помню, тут недалеко есть храмовая роща, она позже облетает. На пригорке потому что.
До пригорка мы добрались минут за десять. И в самом деле, он весь цвел. Розовые деревья лишь немного отливали зеленью едва показавшихся листочков. Промеж стволов обосновался массивный деревянный стол с двумя пнями вместо стульев.
– На этом месте три года назад, – торжественно сказал Потапов, – я доказал теорему Сидорова. Он мне потом поллитра поставил. И мы с ним сразу написали четыре статьи.
– А почему она Сидорова, если ты доказал? – спросил я.
– Он сформулировал, я доказал. Теперь она называется «теорема Сидорова – Потапова». Стаканы-то мы взяли?
– Бумажные. Вот, наливай.
– Жаль, холодное, – сказал Потапов. – Его бы, да горяченьким... Ну да ладно. Кампай!
– Кампай. За встречу!
Весеннее солнце подбиралось к изломанной линии гор на горизонте. С ворот синтоистского храма за нами бесстрастно наблюдали две вороны.
– Интересное дело, – сказал я. – Баню сломали, вместо нее винный магазин. Я вообще последнее время замечаю: больше всего строят винных магазинов и зубных клиник. С чего бы это?
Потапов взъерошил волосы и забарабанил пальцами по бутылке – так же, как барабанил когда-то, ломая голову над теоремой Сидорова.
– Какая-то зависимость, безусловно, есть, – сказал он. – Что первое приходит на ум? Когда сносят бани, люди перестают мыться – и заодно перестают чистить зубы. Зубы заболевают, люди их полощут водкой. А потом идут к зубному. Как тебе такая версия?
– Хм... Я бы сказал, версия несколько скороспелая.
– Вот именно. Какой делаем вывод? Восток непостижим!
– Ну да, – сказал я. – Аршином общим не измерить. Это не объяснение.